«Российская газета» — Федеральный выпуск №5229 (150) от 9 июля 2010 г.
Судебная система получила еще один шанс стать более открытой. Вступил в силу Закон «Об обеспечении доступа к информации о деятельности судов в Российской Федерации». Закон был принят еще в конце 2008 года, но президент подписал его только сейчас, когда некоторые положения этого документа, вызывавшие нарекания, были откорректированы.
О том, что корректировка нужна, не раз говорил председатель Верховного суда Вячеслав Лебедев. У него, например, вызывал недоумение странный термин — «информация ограниченного доступа». Если речь о процессах, связанных с государственной тайной, то перечень информации о них ограничен и без того — целым рядом других законов. Зачем же закладывать некие туманные ограничения в закон, декларирующий открытость судов? Или еще. Законом была предписана обязательная публикация судебных решений и приговоров. Но почему-то и эта норма — несомненно, демократическая — содержала изъятия: «В целях обеспечения безопасности участников судебного процесса из указанных актов исключаются персональные данные, кроме фамилий и инициалов судей, рассматривавших дело, а также прокурора и адвоката. Вместо исключенных персональных данных используются инициалы, псевдонимы или другие обозначения, не позволяющие идентифицировать участников судебного процесса». Какой же тогда смысл предавать огласке судебные решения и приговоры, если засекречены их фигуранты?
Теперь эти ограничения сняты. С момента вступления закона в силу суды обязаны публиковать решения и приговоры без всяких изъятий, в том числе и указывая полные данные всех участников процесса.
Вообще-то что-то подобное, только в крайних, уродливых формах, у нас уже было. И знаете когда? В разгар перестройки, когда гласность била через край и все двери, в том числе и двери суда, настежь открывались. Помню одно судебное заседание, в перерыве которого судья говорил мне: «Я пятнадцать лет на процессах, навидался всякого, но чтобы вооруженный отряд поддерживал порядок в зале — такого не бывало». ОМОН… Нежданное участие этого действующего лица в судебном заседании давало основание говорить о первых издержках зарождавшейся демократии, о новом явлении, суть которого в том, что приговор выносит толпа, а она, как всегда, безошибочно знает, кому, за что и сколько полагается.
На тех судебных процессах сталкивались право и политика. Право в лице независимого суда и — политика гласности, открытых дверей. Подобные столкновения тогда случались тут и там. И в них нередко побеждала политика. Податливость «третьей власти» давлению улицы просто обескураживала. Невольно думалось: неужто вскоре суды так и будут судить — «идя навстречу пожеланиям трудящихся»?
Прошло лет десять — и маятник качнулся в обратном направлении: многие дела стали рассматриваться в закрытом режиме, в соответствии с повелением судьи: «Прошу посторонних покинуть зал». К «посторонним» причислялись не только праздные зеваки (что в иных случаях, может, и правильно), но и правозащитники, и журналисты. Последних выдворяли сразу, не церемонясь. В тех же случаях, когда репортерам разрешалось войти, их присутствие на процессе обусловливалось всяческими запретами: нельзя делать записи, нельзя вести фото- и телесъемку.
Сделать правосудие более открытым и подконтрольным обществу пока в полной мере не удается. О зависимости судей, сняв табу с этой темы, прямо высказался президент, призвав искоренить «неправомочные решения по звонку». Выполнима ли эта задача? В судейском сообществе нет на сей счет единого мнения. Кто-то считает, что дальше благих пожеланий дело не пойдет. Потому что таков, мол, менталитет российских начальников: они не могут не приказывать и не допустят независимости судей.
Впрочем, задача не только в том, чтобы сделать судей независимыми. Не менее важно, чтобы, освободившись от стороннего влияния, они не превратились в замкнутую касту. Третья власть должна быть открытой и прозрачной. Технические возможности для широкого доступа в судебное присутствие уже появились — создана государственная автоматизированная система «Правосудие». Эта коммуникационная сеть объединяет около 3 тысяч судов общей юрисдикции, куда через Интернет имеет доступ всякий желающий. В арбитражных судах спорящие стороны могут подавать иски и совершать другие процессуальные действия тоже посредством Сети. Кроме того, появилась возможность устанавливать видеосвязь между залом суда и следственным изолятором. Все это в рамках программы развития судебной системы до 2011 года. Цель программы — повысить качество правосудия.
Но реформа судебной системы пойдет скорее, если будет опираться не только на организационно-технические новации и совершенствование законодательства. Важной ее опорой могли бы стать информационная открытость правосудия, приобщенность к нему представителей гражданского общества. Тут лишь важно не выйти за грань, отделяющую право граждан на информацию от стремления улицы вершить свои приговоры.
Острая информационная недостаточность — застарелая болезнь российской судебной системы. И одно из условий (причем, без сомнения, базовых) ее коррупционности. Кто-кто, а журналисты знают, что судебный произвол выражается не только в нарушении процессуальных норм, вынесении необоснованных решений, но и в запрете присутствовать на процессе. Хотя по закону такое право предоставляется всем, судья, руководствуясь принципом «целесообразности», может запросто объявить процесс закрытым. Репортеры же, в свой черед, униженно выклянчивают у человека в мантии вовсе не требуемое разрешение на доступ к информации (пафосные апелляции к закону о СМИ непродуктивны, хочешь проникнуть в зал с телекамерой — проси, уговаривай).
Все это приводит к двояким последствиям: с одной стороны, полный информационный вакуум, с другой — безбрежный простор для слухов, домыслов, всевозможных «экспертных оценок», основанных невесть на чем. Но вот приговор оглашен — и, если дело громкое, процесс продолжается за порогом суда. Адвокаты подсудимого в микрофоны и телекамеры говорят о неправосудности вынесенного вердикта, потерпевшая сторона выражает свое возмущение малостью срока, отмеренного преступнику, толпа у входа размахивает плакатами… И только служитель Фемиды, гордо прошествовав восвояси, не роняет ни слова. Он не считает нужным объяснять свое решение. А почему, собственно? Это до начала слушаний и в ходе них судья не вправе высказываться по делу. А после — не только вправе, но, мне кажется, и обязан. Иначе нишу судейского молчания заполнят комментарии защитников, государственных обвинителей, уличных «правоведов». Российское общество с его уровнем правосознания уж точно нуждается в судейском послесловии к процессу. Ну хотя бы для профилактики митинговщины с криками: «Мало!» или «Свободу русскому патриоту!»
Вообще-то открытое, гласное судопроизводство, как и обнародование решений и прочих сведений о процессе (кроме дел, доступ к которым ограничен законом), гарантированы 123-й статьей Конституции. Но если бы реальная судебная практика всюду и всегда находилась в согласии с конституционными постулатами, в дополнительных законодательных мерах не было бы необходимости.