|
Читать целиком
Дмитрий Казьмин
Ведомости
03.06.2010, 100 (2618)
Переход к прецедентной системе права сделает бессмысленным подкуп судей и поможет им справиться с административным давлением. Именно такое практическое значение реформы подчеркивает председатель Высшего арбитражного суда Антон Иванов, активно продвигающий идею прецедента. Юридическое сообщество созрело для саморегулирования, уверен Иванов, это поможет справиться с коллегами, которые играют не по правилам.
— Вы выступаете за переход к прецедентной системе права. Видите ли вы в этом практический эффект для борьбы с коррупцией в судах и неправомерными решениями?
— Да, я рассчитываю именно на это. Прежде всего прецедентная система может помочь бороться с давлением на судей — и со стороны государства, и со стороны бизнес-сообщества. В условиях действия прецедентной системы судье намного труднее принимать сомнительные решения — он заранее знает, что они будут отменены, а на него самого будут жаловаться, будут искать его связи с бенефициаром решения. И даже если к председателю суда обратятся местные власти с просьбой помочь, он всегда сможет указать, что необоснованное решение будет отменено из-за прецедента, устанавливающего иной подход к рассмотрению тех или иных дел.
— А что будет означать переход к прецедентам для юристов? Многие указывают на трудности с поиском решений, особенно по судам общей юрисдикции.
— Для юристов ничего не изменится: большинство и сейчас следит за судебной практикой, анализирует похожие дела перед тем, как идти в суд. В арбитражной системе сейчас публикуются все решения, создана единая база решений. Судам общей юрисдикции тоже придется это сделать, так как с 1 июля вступает в силу закон о доступе к информации о деятельности судов.
-Уровень коррупции в судах так сильно развит, как о нем говорят, или часто речь идет о некомпетентности, административном давлении?
— Ежегодно лишают полномочий 40-60 судей, в том числе от двух до четырех арбитражных. Это очень много: в США за всю историю лишено полномочий примерно 10 судей, в Италии с 1925 г. — двое. В основном отстраняют за служебные или этические нарушения. Я постоянно получаю такие жалобы, но подтверждается 10-12 в год, коррупционных эпизодов среди них мало. А ситуаций, когда ловят за руку, ничтожно мало: такое происходит раз в несколько лет, а то и реже. Ряд адвокатов позиционирует себя как умеющих «заносить», но делают ли они это на самом деле или берут деньги и выигрывают дело бесплатно, никто оценить не может. Более серьезной проблемой я бы назвал административное давление на судей, особенно в регионах. Оно не отличается от коррупции, всегда коммерчески мотивировано, просто мотивация уходит из суда в кабинет чиновника.
— Есть расхожее мнение, что сотрудники иностранных юрфирм («ильфов») могут только советовать, а в российских юрфирмах помогут решить вопрос, если нужно, с судьей. Вы согласны с таким делением?
— Некоторые «ильфы» тоже не брезгуют давать такого рода гарантии, но, как правило, подобные вещи происходят в мелких компаниях. В национальных фирмах такие практики больше распространены в силу отсутствия внутренних ограничений и контроля со стороны профессионального сообщества. В любом случае как национальные фирмы, так и «ильфы» со значительной долей консалтинга сейчас стараются разграничивать консалтинг и судебную практику. Часто даже выделяют судебных юристов в отдельное подразделение, чтобы с ними не ассоциироваться. Потому что к людям, предлагающим сомнительные услуги, всегда будет настороженное отношение, им не будут доверять ценные документы, раскрывать информацию…
— Нужно ли ограничить вход новых игроков на рынок юридических услуг, или стоит сохранить доступ к практике открытым?
— Безусловно, нужно. Отсутствие контроля и ограничений привело к тому, что сегодня рынок юридических услуг в России сверхконкурентный: сейчас мимикрировать под юридическую фирму может кто угодно. Ведь пока, чтобы войти в этот рынок, от предпринимателя ничего не требуется: достаточно зарегистрировать ООО и начать себя рекламировать. Даже если человека выгнали из адвокатского сообщества по этическим соображениям, сейчас ему ничто не мешает открыть свою юрфирму и продолжить бизнес. В США же это черная метка — там после лишения статуса адвоката человек может рассчитывать максимум на вторые роли в юридическом подразделении какой-нибудь компании.
— Как тогда нужно развивать саморегулирование?
— Это должна быть система, аналогичная американской American Bar Association: кто хочет заниматься частной практикой и представлять интересы клиентов в судах, тот должен туда вступить. Как только практикующим юристам придется вступить в такую ассоциацию, у нее появится больше источников дохода, будут налажены внутренние структуры контроля. И тогда само сообщество станет следить за качеством юридических услуг и этикой ведения дела. В таких условиях невозможно рекламировать себя как «решателя» вопросов с судьями. Самих юристов адвокатская неприкосновенность защитит от риска быть допрошенными по делу, от изъятия материалов, переданных ему клиентом.
— Еще одна беда, на которую жалуются юристы, — неконкурентность российского законодательства по сравнению с англосаксонским. Насколько такие замечания справедливы?
— Формализм российских законов призван защитить человека или компанию от обмана. Кстати, такие претензии предъявляются не столько российской, сколько континентальной системе права в целом. В Германии и Франции местный бизнес также уходит в юрисдикции с англосаксонской системой, хотя и в меньшей степени, чем в России. Офшорный бизнес — порождение в основном англосаксонской системы права. Поэтому и первая причина выбора этих юрисдикций — желание получить налоговые льготы и анонимность. И только потом учитываются ограничения в российских законах на использование акционерных соглашений, неформального договорного права. Есть и третья причина — меньшая предсказуемость решений судов и непорядочность контрагентов, но это уже проблемы общества, а не законодательства.
— Проблема взыскания полноценных издержек с проигравшей стороны, особенно с чиновников, остается, несмотря на ряд позитивных решений ВАС. Что-то собираетесь делать с практикой нижестоящих судов?
— Приняты модельные решения на уровне президиума. Наши судьи стараются передавать дела в президиум, если нижестоящие суды присуждают заниженные компенсации. Лишать судей полномочий за низкие компенсации — это уже слишком. (Смеется.) Возможно, мы обобщим практику и подготовим информационное письмо президиума. Надеюсь, проблема начнет решаться и в судах общей юрисдикции — там резервов для повышения присуждаемых издержек гораздо больше.
— Что поменялось в юридическом бизнесе по сравнению с серединой 90-х гг.?
— С точки зрения видов услуг кардинальных изменений не произошло, можно лишь выделить сильный рост количества административных споров. Так, выросло значение налоговых юристов, бизнес стал заказывать сопровождение сделок с точки зрения налогов. В 90-х гг. рынок не был структурирован, часто компании не понимали, к кому обращаться по тем или иным вопросам, и это создавало большие возможности для карьеры. Сейчас все очевидно, но и социальные лифты работают медленнее. Начинающему юристу ничего не остается, как идти в юрфирму, работать младшим помощником за небольшую зарплату. Причем в «ильфах» пробиться наверх сложнее, чем в национальных фирмах, в итоге оттуда идет отток молодых специалистов после 2-3 лет работы.
|
